Валерий БУЛАТ

Запорожский художник Валерий Булат –  один из немногих украинских живописцев, сумевший стать успешным. Его работы продаются в Москве, Санкт-Петербурге, Германии, Великобритании, Голландии и даже Японии. Немало картин «уехали» с выставок во Францию и Соединенные Штаты. Претенциозные московские и питерские критики дали высокую оценку его творчеству в своих рецензиях. В Белокаменной и Северной Пальмире были выпущены коллекции открыток с картинами Булата. Одна из его работ красуется в кабинете заместителя министра внутренних дел Украины. Она была подарена еще Михаилу Корниенко, который занимал эту должность в 2004 году. Другая — в доме Мика Бокса — основателя легендарной британской группы «Uriah HEEP» («Юрай Хип»).

Только за последние два года художник продал около 200 своих работ. В последнее время он увлекся религиозной тематикой и сейчас выполняет спецзаказ Приморского собора – расписывает церковные стены.  

На дорогах творчества Валерий Булат попробовал себя практически во всех стилях изобразительного искусства: от выразительного реализма до путаного абстракционизма. В конце концов, он остановился на первом. О том, почему художник избрал «непрогрессивную» стезю реализма, как состоялось его знакомство с исполнителями нетленного хита «July morning» («Uriah Heep») и многом другом Валерий Булат поведал в интервью корреспонденту «ИТ».  

— Валерий Николаевич, расскажите, как одна из ваших картин оказалась на стене особняка Мика Бокса?
— Это было в 1989 году в Ленинграде, где я прожил 17 лет. Много рисовал и изредка отдавал свои работы на продажу другу художнику.
В один из ясных мартовских дней я отправился в Екатерининский сад пообщаться с художниками, которые торговали там живописью. Неожиданно меня окликнул один из приятелей: «Валера, смотри, твоими картинами заинтересовались какие-то иностранцы». Обернувшись, я обомлел: это были музыканты из моей любимой группы — тогда «Uriah HEEP» приехали в город с 9-дневным концертом. Мик Бокс уже достал бумажник, чтобы купить зимний пейзаж Ленинграда. Подбежав к ним и от волнения забыв все английские слова, я объяснил переводчику, что картина не продается, — хочу подарить ее легендарному гитаристу!
— Вы потомственный художник?
— Нет. В моей семье никто не занимался творчеством, все были технарями или рабочими.
— Откуда же взялась тяга к рисованию?
— Сам не знаю. Я со школьных лет только и делал, что рисовал. Учителя были страшно недовольны моим увлечением, родителей часто вызывали в школу. Ведь все тетради, особенно по точным наукам, я украшал своими произведениями (смеется). За партой это были в основном банальные самолетики, машинки. А вообще, очень любил изображать рыцарей и перерисовывать с плакатов популярных рок-музыкантов.
— Родители-технари вряд ли поощряли ваши творческие порывы…
— Ни мама, ни другие родственники не верили, что я смогу реализовать себя как художник. После армии я по настоянию родителей поступил в «машинку» на какой-то там факультет подъемно-транспортного оборудования. Но больше полугода не выдержал – забрал документы из вуза и поехал поступать в Ленинградское реставрационное училище.
— Кстати, по поводу ваших родственников. Кажется, прадед Валерия Булата был лично знаком с самим Тарасом Шевченко…
— Это правда. Когда Шевченко приезжал в запорожский край, он останавливался у моего дедушки. А во дворе его хаты знаменитый кобзарь спал под той самой грушей, которую сегодня так и называют «деревом Шевченко». Правда, кем был дед, точно не знаю. Кажется, занимался сельским хозяйством.
— Живя в Питере, вы поддерживали отношения с какими-то творческими людьми, ставшими впоследствии известными?
— С очень многими. До того, как он стал звездой, у меня были хорошие отношения с Виктором Цоем. Мы познакомились в реставрационном училище. Я общался с Шевчуком, Макаревичем, Гребенщиковым. Часто пересекался с Вячеславом Бутусовым и Михаилом Боярским в общественном транспорте, они жили от меня неподалеку. Мы бывали друг у друга в гостях. Но об этом долго рассказывать…
— Кто-то из них оставил негативное впечатление?
— Да, Гребенщиков оказался ужасно неприятным типом. Он уже тогда, в 1989, был высокомерным, позволял себе негативно отзываться о западных группах, получивших всемирную славу. Кстати, в своих замысловатых текстах он зачастую сам ничего не понимает. Извините, но для меня БГ расшифровывается, как большое г…. Остальные артисты –  вполне приличные люди.
— Хорошо, вернемся к изобразительному искусству. Раньше вы рисовали пейзажи, портреты, а сейчас переключились на религиозную тематику.
— Религиозной тематикой я увлекся, потому что она относится к исторической живописи, которая всегда мне очень нравилась. Я рисовал, к примеру, фрагменты битвы 1812 года, декабристов, петровское время – строительство Петербурга. А вот к пейзажам и натюрмортам по жизни относился спокойно. Если поступал заказ, создавал такие картины, но эта работа меня не захватывала.
— Вы не очень жалуете альтернативные реализму стили в изобразительном искусстве?
— Я достаточно холодно к ним отношусь. В импрессионизме, сюрреализме, абстракции художник больше тешит самого себя, чем создает что-то потребное людям. Но вы возьмите таких творцов, как Эль Греко, Мурильо, Рибера. Это же просто вершина духовности! Однако многие современные художники, работающие в альтернативных стилях, не видят этого. К сожалению, девяносто процентов сегодняшних художников – убогие люди. Ведь духовно развитый человек никогда не будет делать дерьмо, которым переполнено так называемое современное искусство.  
— А как же Ван Гог – гений постимпрессионизма?
— Меня ни капельки не трогает творчество Ван Гога. На мой взгляд, это просто поиски цвета –  не более того. Ни одной серьезной, глубоко духовной картины он не создал. На мой взгляд, импрессионизм, (равно, как и вытекающие из него направления с приставкой «пост») нанес огромный вред изобразительному искусству. Художники этого течения слишком увлеклись колористическими задачами – передачей цвета и света. Тем самым они стали нарушать рисунок, смазывать его. Недаром Ренуар говорил, что импрессионисты рисовать не умеют. Сам он хоть и начинал работать в этом течении, постепенно ушел от невнятного импрессионизма. А ведь многие последователи того же Моне, Матиса, Гогена и вовсе считают, что умение рисовать в импрессионизме совсем не обязательно. То же самое касается абстракционизма. Это же настоящая деградация, по-другому не назовешь.
— О таком абстракционисте, как Малевич, с его «Черным квадратом» я боюсь даже спрашивать…
— Да Малевичу я и забор не доверил бы покрасить! Что такое абстракция? Это в буквальном смысле нашлепки красок.
— И все же, как объяснить, что сегодня картины Малевича называют гениальным творением?
— А как объяснить, что сегодня откровенно бездарные песенки занимают вершины хит-парадов? Типа Кати Дрель, то есть Лель. Это все так называемая раскрутка. В начале прошлого века, когда жил Малевич, только начинал развиваться маркетинг. Отдельные люди стали понимать, что продавать можно все и любого качества, надо только знать, как преподнести товар. И потом, чем сомнительнее выглядит вещь, которую пытаются назвать гениальной, тем лучше. Недоумение, вызываемое «гениальностью» посредственных творений, можно выдать за недосягаемую глубину. А на чем сыграли в случае с Малевичем? Тогда как раз произошла революция, все распевали песню: «Мы старый мир до основания разрушим». И разрушили. Стали закрываться академии искусств, вместо них создавались свободные творческие мастерские, где рисовали коммунистические плакаты. На фоне всего этого и возникли Кандинский, Малевич. Последний нарисовал квадрат, и нашелся же идиот, правда, хитрый, который взялся за его раскрутку.
— После таких речей вас, наверное, многие станут обвинять в консерватизме…
— Некоторые художники говорят, что я отстал от жизни, пытаюсь повторить то, что уже было сделано Микеланджело, Рафаэлем. Простите, но ведь и их новье не ново? Все современные художники идут по стопам кого-то в сюрреализме, абстракционизме, супрематизме и так далее. Я не консерватор и не считаю, что художнику надо четко придерживаться какой-то догмы при написании картин. Изобразительное искусство развивалось восемь веков. При этом у Рафаэля были одни приемы, у Рембрандта – другие. Но, тем не менее, общая концепция сохранялась. Их работы живые, они одухотворены и проникнуты светом сознания, а не бедовых порывов, конвульсий, в которых бьется кисть абстракциониста.
— Мы как-то с вами мало поговорили о сюрреализме. Что, например, можно сказать о самом ярком представителе этого стиля Сальвадоре Дали?
— Дали – гениальнейший художник ХХ века. Многие его работы наполнены поистине глубоким философским смыслом, такие, например, как атомная Мадонна. А некоторые – наоборот, находятся на уровне параноидально-шизоидных фантазий.
В сюрреализме можно создавать стоящие вещи, но для этого надо быть духовно и интеллектуально развитым человеком. Прежде чем написать картину, художник должен подумать о том, что он хочет сказать людям своей работой. А бездумная эмоция – это простой примитивизм, к которому никак не лепится слово искусство.